Кажется, я обещала рассказать, о том, как весело было лежать в роддоме. Заодно хочу поделиться тем, что мне действительно понадобилось в это время, а что можно было не тащить с собой в пяти баулах. Но обо всем по порядку.
После того, как детей обмеряли и взвесили, нас вместе с ними отправили в палату реанимации. Вопреки стереотипам, которые возникают при этом слове, там не было множества попискивающих медицинских приборов. Обстановка оказалось довольно скромной: большая удобная кровать, столик, шкафчик, куда можно положить свои вещи, и две как бы кровати для детей, которые представляли собой небольшую конструкцию с решетками. Туда полагалось класть малыша, завернутого во все что только можно.
Мои малышки были одеты в две пары распашонок, двое ползунков, шапочку и две пары носочков, запеленуты в байковую и ситцевую пеленки, а сверху еще и укрыты одеялом. Нет, одежды на них было не слишком много: так нужно кутать крох в первые дни после рождения, потому что им пока непривычно находиться в комнатной температуре, ведь в животике у мамы было намного теплее. Кстати, в родзал мне понадобились на каждую малышку две пары распашонок (с завязками и без), ползуны, а также две пары носочков, две шапочки, две простынки и одно большое банное полотенце. Вся одежда должна быть швами наружу, чтобы не травмировать нежную детскую кожу.
Так вот, привезли меня с детьми и всеми моими баулами в реанимацию, помогли перебраться на кровать, что оказалось делом не из легких, и наконец-то оставили в покое. Мне тогда безумно хотелось пить – все таки с вечера предыдущего дня во рту ни капли не было. Врач махнула рукой и сказала: попей немного, пару глотков. Хорошо хоть, что в здании была аптека, муж помчался туда и вернулся с двухлитровыми бутылками воды. Когда врач вновь зашла ко мне, я выпила уже полбутылки. А что? Очень пить хотелось…
Посещения в реанимации были разрешены с двух до шести часов вечера. Все это время муж проторчал с нами, глядя на меня, пупсов и тихо офигевая от случившегося. Все это время как из рога изобилия сыпались поздравления от друзей и родственников. Говорить ни с кем не хотелось – просто не было сил. К вечеру муж ушел, а я осталась с малышками: пыталась научиться кормить их. Встать первый раз мне разрешили часов в восемь вечера. Больно было до безумия! Помню, первый раз я только минут через пять смогла сесть, а еще через пять – встать. Однако ночью уже без проблем доползала до туалета – в другой конец коридора, и вставала к детям. Кормить их самой у меня не получалось, поэтому малышки лопали смесь. Кстати, они и сейчас ее лопают, потому что с грудным вскармливанием у меня не получилось ничего хорошего. Жалко, конечно… Фирму смесив целях рекламы указывать не буду. Скажу лишь, что они из недешевых: 400-граммовая банка стоит от 80 до 95 гривен, а картонная упаковка – от 54 до 60 гривен. Сейчас нам этого количества смеси хватает ровно на сутки.
Однако вернемся в реанимацию. Там мы с девчонками провели два дня. Первый день (тот, в который состоялась операция) ничего нельзя было есть, только пить. На следующий день врач разрешила употреблять мясной бульончик. Боже, с каким наслаждением я его хлебала! Наконец, на третий день нас перевели в палату, в отделение для новорожденных. Поскольку роды у меня были платными, то и палата оказалась ничего такая. Там была кровать для меня, две тумбочки, два пеленальных столика, два кресла, небольшая плазма, холодильник, микроволновка, а также еще одна кровать – так сказать, гостевая. На ней оставался ночевать муж. Кровати были покрыты мерзко шуршащей полиэтиленовой пленкой. Снять ее не получилось, пришлось терпеть.
А уже в палате время побежало, как на эстафете: визиты врачей, УЗИ мне, заполнение всяких дурацких бумажек… Мне наконец-то разрешили понемногу есть, и родственниками таскали мне в палату банки с пюре и отварной рыбой, а еще печеные яблоки. Все это я ела как впервые в жизни. Вкусно было, нет слов.
Дети вели себя сносно: умеренно кричали и умеренно спали. Конечно, первая бессонная ночь выдалась трудной, но потом я привыкла. Ходила с ними на руках по палате, укачивала, пела песни. На второй день пребывания в палате педиатр углядела у Алисы желтушку. Я плакала так, как будто всю родню похоронила, так страшно мне все это казалось. Однако все обошлось. Малышку пол дня продержали под специальной лампой, и уже на следующий день от желтушки не осталось и следа. Так что нас стали собирать на выписку.
Веселее всех в тот день было мужу. Поскольку в роддоме я пробыла довольно долго, подозреваю, что квартиру он успел захламить по полной программе. Один раз суженый обмолвился, что ел столовой ложкой, так как все чистые вилки закончились. Он, понятное дело, уставал: домой приходил утром, после веселой ночи в роддоме, и делать уже ничего не хотел. Так было и в тот день выписки, 6 марта. Только муж пришел домой и вытянул ноги на диване, я позвонила и сказала, что в 2 часа нас выписывают. Бедный любимый мотался по квартире с пылесосом и веником, потом натянул кое-как поглаженный свадебный костюм и побежал в роддом за семьей.
Несмотря на все мои запреты, родственники решили гулять по полной и заказали торжественную выписку. Всю церемонию я молилась поскорее попасть домой, поэтому все песенки и слова ведущей меня безумно раздражали. Под конец нам предложили купить фотки с выписки, за них надо было заплатить около 500 гривен. Обалдлев от такого прейскуранта, мы подхватили детей и помчались из роддома. Потом еще долго сидели с малышами в машине, поджидая родных, которые распивали шампанское на капоте автомобиля. Словом, домой мы добрались только под вечер, уставшие и раздраженные.
